15 февраля исполнится 20 лет со дня вывода советских войск из Афганистана. Генерал Владимир Козлов приоткрывает завесу тайны над работой за речкой самых засекреченных подразделений - отрядов специального назначения группы "Вымпел".

От "Зенита" до "Омеги"

Российская газета: Владимир Сергеевич, сколько отрядов спецназа КГБ работало в Афганистане?

Владимир Козлов: Семь: два "Зенита", потом четыре "Каскада" и отряд "Омега". "Зенит-1" прилетел в Кабул 5 июля 1979 года. Это была чистой воды разведка, 38 офицеров отряда имели загранпаспорта на чужие фамилии и значились инженерами, врачами, агрономами и проч.

"Зенит-2" работал в Кабуле с 19 сентября 1979 года. К концу года в нем было уже 130 человек. Именно они провели операцию "Радуга" по секретному вывозу в СССР трех министров афганского правительства, которых Амин приговорил к смерти, а в декабре 79-го при содействии 30 бойцов группы "Гром" (из сотрудников "Альфы") и "мусульманского" батальона спецназа ГРУ штурмом взяли дворец Амина и еще 18 объектов. Им противостояли 7-я и 8-я пехотные дивизии афганской армии - по 10 тыс. человек каждая, 4-я и 15-я танковые бригады - около 200 танков, полк "коммандос" - 3 тыс. бойцов, народная гвардия и охрана - 2 тыс. человек, служба безопасности - 1,5 тыс. сотрудников. Плюс личный состав штабов, полиции, подразделений ПВО и ВВС.

А потом пошли "Каскады" - первый, второй, третий, они были от 6 до 9 месяцев каждый, и наш четвертый, годичный, с апреля 82-го по апрель 83-го. Завершал эпопею отряд "Омега", после него до 87-го года сотрудники "Вымпела" работали в Афганистане лишь советниками.

РГ: Где базировался ваш "Каскад"?

Козлов: 128 офицеров "Каскада-4" разбили на 9 боевых групп. А весь Афганистан был разделен на зоны. Нам досталась пятая - провинции Нангархар, Лагман и Кунар. Группа состояла из 15 офицеров, нескольких прапорщиков и бойцов-срочников, хотя лично я всегда выступал против их привлечения к службе в спецназе. Но считалось, что офицера сажать на место механика-водителя или стрелка БТР неэффективно. У командира группы было два зама - по "Р" (разведке) и по "Д" (диверсиям).

РГ: Какие задачи стояли?

Козлов: Главная - борьба с бандформированиями и, как это тогда называлось, контррреволюционным подпольем. Мы помогали афганцам создавать органы безопасности на местах, организовывали агентурную работу и проводили спецмероприятия.

Инструкторско-советническая функция - это помощь в создании 5-го управления ХАД (Служба безопасности. - Ред.), занимавшегося планированием и проведением спецмероприятий против моджахедов, и пятых отделов на местах. Ребята работали по своим специальностям - учили радиоделу, миновзрывной и огневой подготовке и т. д. В "Вымпеле" каждый должен был уметь все, но еще и на чем-то специализироваться: снайпер, радист, подрывник. Потом пошла еще более глубокая специализация - боевые пловцы, парашютисты, дельтапланеристы, горники.

Агентурно-оперативная работа предполагала приобретение источников информации. Трудностей хватало. Тогда еще многие не знали местных языков, работать приходилось через переводчиков, а это в основном были таджики. Попробуйте в таких условиях завербовать человека, оказать на него влияние, раскусить в конце концов. Хотя вербовочная база была обширна, имелись все основы вербовок - от морально-психологических, т. е. симпатии к СССР, до желания тех, кто пострадал от духов, отомстить. Плюс обнищание народа.

Очень тяжело было проверить источники информации. Потому использовался тривиальный, но оправдавший себя ход. Если по данным источника наносился БШУ - бомбоштурмовой удар, то у нас было жесткое правило: на БШУ в Ми-24 летел сотрудник, который работал с источником, и сам источник. И своими глазами смотрели, кого они бомбят - чтобы источник нес ответственность за свою информацию. Точно так же, если шли в засаду на караван, то в операции обязательно принимал участие и источник.

И все равно проблемы были. Бывало, случайно узнавали, что многие источники работали и на нас, и на ГРУ. Проверяешь через ГРУ - вроде достоверная информация, а на самом деле ее принес один и тот же человек, который за деньги работал и с нами, и с ними.

Еще одна сложность - организация связи. Мы стояли в нескольких километрах от Джелалабада, рядом со знаменитой соловьиной рощей. Духи там регулярно засады устраивали, а потом легко уходили в бескрайние заросли. И вот нам надо провести операцию по связи. Но, во-первых, любой выезд с объекта агентура бандформирования без труда может отследить. А во-вторых, Джелалабад - городишко небольшой, где там встречаться? Особенно если агент - женщина.

РГ: А были и такие?

Козлов: И немало. Те, у кого были убиты все мужчины-родственники, кстати, работали очень добросовестно. Так вот - как в мусульманской стране на конспиративной основе встречаться с мусульманками? Не буду раскрывать наши методы, может, еще пригодятся, но было очень непросто. В итоге в конце деятельности "Каскада" на него работало 482 источника.

Создать лжебанду

РГ: А что значит "спецмероприятия"?

Козлов: Там много всего. Скажем, ликвидация самых непримиримых лидеров бандформирований. Проводились операции, в которых использовались и миноподрывные средства, и сюрпризы, и т. д. Сюда же можно отнести и создание лжебанд. Это когда из тех же хадовцев мы создаем "банду", она вступает в контакт с душманами, разворачивается игра, и пошло-поехало. Или отвлечение противника от поля боя. Когда проводились крупные войсковые операции, наши группы десантировались в тылу противника и отвлекали духов на себя. Мы просто показывались и сразу начинали отходить. Пока они тянулись за нами, начинали работать основные войска, которые получали оперативный простор.

РГ: Какие потери понес ваш "Каскад-4"?

Козлов: Погиб только один, хотя ранений было немало. Большие потери понес первый "Каскад", там только в одной операции погибло сразу пятеро. После чего участие "каскадеров" в боевых операциях не приветствовалось - штучный товар, больно накладно для государства. Каждый раз на это давалось отдельное разрешение руководства, причем только из Москвы.

РГ: То есть вы занимались разведкой, подготовкой сведений для авиаударов, а сами удары наносила уже армия?

Козлов: В принципе да. Хотя о том, как "каскадеры" умели воевать, говорит такой пример. В 1982 году моджахеды попытались взять Кандагар. Советские и афганские части в это время были далеко от города, ближайшей к месту событий боевой единицей оказалась команда "Каскада-4". Они сумели вытеснить противника, многократно превосходящего их по численности, на окраины и продержаться до прихода подкрепления. Итог: у духов 45 убитых и 26 раненых, у наших 1 убит и 12 ранены.

Вдали от Кабула

РГ: А как вам вообще жилось в первой в жизни "загранке"?

Козлов: В бытовом плане было очень тяжело. Первые полгода жили в палатках. Каждая на 12 человек, деревянный настил, армейские металлические кровати и противомоскитные сетки. Но несмотря на них к вечеру этот настил был усыпан мошкарой и тарантулами. А утром было чисто - тарантулы все сжирали. Через полгода перебрались в дом из камня. Стало чуть полегче - еще и потому, что нас постоянно обстреливали, а камень - хоть какая-то защита. Хотя стреляли небрежно - было видно, что им перед хозяевами отчитываться надо было.

Приезжали, как правило, на "Тойотах", миномет в кузове, и палили по нашему расположению. На крыше у нас все время находилась дежурная группа, и мы так же небрежно открывали огонь туда, откуда стреляли. После чего они собирались и уезжали. Чуть ли не каждую ночь такие перепалки шли, это считалось обычным делом. Хотя чем дальше от нас отдаляется прошлое, тем оно кажется все более героическим.

Первые полгода мы вообще жили без мяса, на одних рыбных консервах. Потом стали у афганцев еду покупать. Километрах в 20 от Джелалабада, прямо у границы с Пакистаном, была госферма "Газиабад", и мы туда выезжали. Помню, когда я туда первый раз собрался, вызвал БТРы и группу поддержки. А мне наши, кто поопытнее, говорят: нет, Сергеич, мы с тобой не поедем. Лучше скромненько, на "уазике" или на "таблетке", мол, санитары-ветеринары. Так и ездили. Была негласная договоренность: с рассвета и до двух дня в "Газиабаде" правит государство, а после двух - ребята, подвиньтесь, время уже не ваше. С двух до трех еще был переходный период - если кто из наших замешкался и вовремя не убрался восвояси, они подгоняли: очереди шли прямо над машиной. Ну а потом до утра власть переходила к душманам.

"Омега" уже делала акцент на инструкторско-советнические функции. А в последние годы ребят отправляли в Афган просто на обкатку, для приобретения боевого опыта. Что это за спецназовец, который ни разу не был под пулями? Потому мы старались прогнать через ДРА как можно больше бойцов.

РГ: Когда вы были в Афганистане в последний раз?

Козлов: Перед выводом войск с начальником штаба "Вымпела" летали туда недели на две, разрабатывали операцию по эвакуации советского посольства. Облетели на низкой высоте весь Кабул, снимали все - скопления прохожих, пути отхода. Но операция не была реализована, что, кстати, для разведки характерно: не все разработанные операции воплощаются в жизнь.

РГ: Оглядываясь назад, что думаете о тех годах - напрасно ли мы там были?

Козлов: История еще ответит на этот вопрос. Но начальник управления "С" (нелегальная разведка) ПГУ Юрий Иванович Дроздов еще тогда говорил: не мы - так США. И вот мы ушли. Кто сейчас там?

Мы искренне считали, что выполняли интернациональный долг, и ходили с гордо поднятыми головами. Гордость была за то, что работали в Афганистане. И с тех пор мое отношение к тем событиям не изменилось.

Из досье "РГ"

Козлов Владимир Сергеевич. Родился в 1950 г. в Московской области. Работал в журнале "Азия и Африка сегодня", в Первом Главном управлении КГБ СССР. С 1981 г. - в группе специального назначения "Вымпел", затем - в группе "Альфа". В 1995-2001 гг. - первый замначальника штаба Антитеррористического центра, замруководителя департамента по борьбе с терроризмом ФСБ. С 2001 г. - замминистра по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций (с 2005 г. - Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям).

Генерал-лейтенант ГБ. Женат. Хобби - шахматы.

Командир 49-й ракетной дивизии 29.06.1989 - 21.01.1994 гг.

Заместитель командующего 31-й ракетной армией 1994 - 1996 гг.

1966-1971 гг. - Харьковское ВКИУ 1-й факультет, инженер механик по ракетно-космической технике и наземному оборудованию к ним, с отличием.

Служба в 50 рд [в/ч 52035] с 1971 по 1987 гг:

1971-1972 гг. - НО-4 1-й стартовой батареи (сбатр), начальник отделения заправки ракет КРТ 432 рп [в/ч 44124, Коростень, 8К63 (наземка)];

1972-1972 гг. - зам. командира 8-й стартовой батареи 163 рп, [в/ч 32156, Белокоровичи];

1972-1973 гг. - зам. командира 5-й стартовой батареи 163 рп, [в/ч 32156, Белокоровичи];

1973-1974 гг. - и.о. командира, командир 5-й стартовой батареи 163 рп, [в/ч 32156, Белокоровичи];

1974-1975 гг. - начальник штаба 2-го дивизиона 431 рп, [в/ч 44023; пос. Высокая Печь)];

1975-1976 гг. - командир 1-го дивизиона; 432 рп, [в/ч 44124, Коростень];

1976-1980 гг. - начальник штаба 163 рп; [в/ч 32156, Белокоровичи];

1980-1982 гг. - слушатель командного факультета ВИА им. Ф. Э. Дзержинского;

06.1982-06.1984 гг. - Командир 181 рп [в/ч 32157; Белокоровичи, 50 рд],

Начало перевооружения с 8к63 на Пионер.

1984-1987 гг. - начальник штаба дивизии 50 рд [в/ч 52035; Белокоровичи];

Заступление на б.д. на БРК "Пионер".

Дивизию наградили орденом БОЕВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ.

1987-1989 гг. - г. Москва, Военная академия Генерального штаба ВС СССР, слушатель.

29.06.1989-21.01.1994 гг. - командир 49 ракетной дивизии [в/ч 34154; г. Лида, Гродненской обл.]

Дивизия последовательно входила в состав 50 РА (Смоленск), затем 43-й РА (Винница) и 27-й РА (Владимир)] и в каждой РА дивизия занимала 1-е место!

1994-1996 гг. - 1-й заместитель командующего 31 ракетной армией; [в/ч 18288; г. Оренбург].

1996-1998 гг. - заместитель начальника Главного штаба РВСН; [пос. Власиха].

1998-2000 гг. - начальник кафедры 01 (оперативно-тактического искусства) ВИА им. Петра Великого, Москва].

Августе 2000 г. - уволился по собственному желанию.

2000-2008 гг. - первый зам министра социальной защиты правительства Московской обл.

В 2008 г. по собственному желанию уволился с государственной службы.

Работаю старшим инспектором Западного ВО Министерства обороны РФ.

После демобилизации Александр Васильевич совместно с супругой - Людмилой Николаевной занялись сетевым бизнесом - прямыми продажами в партнерстве с компанией Amway . Об этой сфере его деятельности можно прочесть здесь:

• / 8 июня 2009 г.
• Интервью в газете «Бизнес в Подмосковье» / 27 июля 2009 г.
• Интервью в газете «Неделя Подмосковье» / 5-11 августа 2009 г.
• Интервью в газете «Пенсионеры Подмосковье» / 13-19 августа 2009 г.

* * *

16 ЛЕТ МОЕЙ СЛУЖБЫ В 50-й РАКЕТНОЙ ДИВИЗИИ -
ЭТО ШКОЛА НА ВСЮ ЖИЗНЬ.

Началом службы в 50 рд я считаю момент принятия решения служить в Белокоровичах.

Шло распределение выпускников 1-го факультета Харьковского высшего командно-инженерного училища. Мне, так как я окончил его с отличием, было предоставлено право выбора места своей будущей службы. Стоя около большой карты Советского Союза в приемной начальника факультета, я как раз над этим и размышлял. В это время вошел незнакомый мне подполковник. Подойдя ко мне, он поинтересовался: “Над чем задумался, товарищ ефрейтор?” Я ответил, и подполковник стал рекомендовать мне Белокоровичскую дивизию, делая при этом упор не на место ее дислокации, а на взаимоотношения в офицерском коллективе.

Короче говоря, я прибыл для прохождения дальнейшей службы в 50-ю ракетную дивизию, где задержался на 16 лет, о чем и не жалею.

Приведу несколько примеров.

Первый. В самом начале моей службы в батарее (прошло всего несколько дней) перед очередным разводом на занятия Александр Сазонович отозвал меня в сторону и сказал: “Я сейчас на построении спрошу Вас, не возражаете ли Вы, чтобы водитель АТТ (солдат моего отделения) поехал в краткосрочный отпуск: он очень хорошо служит и достоин такого поощрения. Вы, пожалуйста, дайте согласие”.

Этим жестом командир батареи начал создавать авторитет мне, совершенно еще “зеленому” лейтенанту, в глазах подчиненных, хотя он мог, не спрашивая меня, отправить солдата в отпуск.

Второй. Идут регламентные работы на вооружении и спецтехнике моего отделения. Командир батареи проверяет порядок в автопарке. Агрегат 8Т311 (обмывочно-нейтрализационная машина) осматривает водитель рядовой Капуста. Вокруг машины много всякого мусора, ветоши и разного, хлама, извлеченного из ЗИПовских ящиков, чего здесь вообще быть не должно. Комбат, естественно, высказывает мне без каких-либо обиняков все, что он думает о моем отношении к технике. Закончив осмотр, Александр Сазонович направляется к выходу из автопарка, я его сопровождаю и слушаю справедливые укоры и наставления.

Навстречу идет командир нашего дивизиона подполковник Александр Николаевич Шиндин, который, кивая в мою сторону, спрашивает: “Ну, как у Вас, Александр Сазонович, служит новый лейтенант?” Комбат отвечает: “Это моя правая рука”. Когда командир дивизиона ушёл, Александр Сазонович сказал: “Понял, какая перед тобой цель?”

Нас, молодых офицеров, учили, с нас требовали, но и проявляли к нам терпимость, доверяли, давая шанс к самоутверждению. Мы должны были лишь проявить желание и старание в познании техники, организации службы, проникнуться пониманием той ответственности, которую на нас возлагали, допуская к несению боевого дежурства.

Хочу сказать, что Харьковское училище давало прекрасное образование. Мы, его выпускники, получили фундаментальные знания, которые применяли на протяжении всей службы. Я даже как-то рассчитал, используя сопромат, можно ли заправить ракету окислителем, если 8Г113 (заправщик окислителя) будет выведен из строя, используя лишь запасы сжатого воздуха в агрегате 8Г131 (цистерна окислителя). Вопрос стоял так: выдержат ли ёмкости давление, необходимое для того, чтобы выдавить окислитель в бак на ракете? Оказалось, что запас прочности емкостей 8Г131 это сделать позволял.

Недостаток же нашего обучения в училище состоял лишь в том, что нас не готовили для работы с БРК Р-12. Мы изучали самые (по тем временам) перспективные БРК. Служба, однако, есть служба. Пришлось освоить то, что в то время стояло на вооружении дивизии, т. е. ракету 8К63 (очень эффективная и надежная, кстати сказать, ракета средней дальности).

Службу на этом ракетном комплексе я для себя считаю не только хорошей войсковой, но и отличной жизненной школой: приобрел бесценный опыт работы с людьми (начальниками и подчиненными). Ни на одной из восьми должностей, которые я сменил за 16 лет службы в 50 рд, я никогда не оставался один на один с проблемами, а было их предостаточно. Рядом всегда находились опытные и доброжелательные старшие товарищи, готовые поддержать и оказать любую помощь в нужный момент.

Вот еще один пример, иллюстрирующий то, как берегли офицеров и не “вешали” на них, когда надо и не надо, взыскания, так сказать, для острастки.

Что греха таить. Ведь бывало, когда командир, начальник, обладая данной ему властью, стремится наказать виновного, как говорится, по максимуму.

Это было мое первое взыскание в офицерском звании. История такова.

Мое отделение занимается обслуживанием техники в автопарке. Водитель автомобиля КрАЗ-214 рядовой Бондарь, сидя за рулем машины, начинает ее заводить. Заводит и выезжает со штатной стоянки, вынося при этом ворота бокса. Счастье, что никого не убил и не покалечил. Ворота, конечно, были восстановлены в течение нескольких часов. Провели служебное расследование, и на построении офицеров дивизиона я был выведен из строя. Во всеуслышание всем присутствующим довели, как я халатно подошел к организации работы в автопарке во время обслуживании техники и к чему это привело. Последствия могли быть и хуже. За это командир дивизиона объявляет мне... замечание.

Этот пример я очень часто приводил своим сослуживцам, анализируя их дисциплинарную практику и видя, что они направо и налево наказывают свои подчиненных, начиная с самых серьезных дисциплинарных взысканий, забывая при этом, что начинаются-то они с... “замечания”, которое при правильном его применении может оказать воздействие сильнее, чем “строгий выговор”, например. Взыскание, в первую очередь, должно воспитывать.

Из 432 рп меня вскоре перевели в 163 рп, где я в течение двух лет (1972-1974) последовательно занимал должности заместителя командира 8-й стартовой батареи (командир майор Николай Брюханов) и командира 5-й стартовой батареи. Этот период стал для меня школой выстраивания взаимоотношений с офицерами-сослуживцами, имевшими воинские звания и выслугу лет более солидные по сравнению со мной. Прекрасные в то время в 163 рп служили офицеры, было с кого брать пример. Это подполковник Александр Николаевич Артемьев, майоры М. Ляткер, Н. Брюханов, Н. Филасов, Закиров, Логвиненко, А. Куценко.

Самую же большую роль в моей жизни тогда сыграл и определил всю дальнейшую службу командир полка полковник Григорий Захарович Назаренко. Он привил святое отношение к боевой подготовке, к боевой готовности вообще и к несению боевого дежурства в частности. В полку эти вопросы были поставлены на высочайший уровень.

Кстати, именно полковник Г. 3. Назаренко выдвинул меня на должность командира 5-й стартовой батареи, а затем по его же рекомендации перевели в 431 рп (гарнизон поселка Высокая Печь), где назначили начальником штаба дивизиона. Григорий Захарович Назаренко для меня -лучший образец служения Отечеству. О таких, как он, сказано “...слуга царю, отец солдату”.

В 431 рп я впервые столкнулся со штабной работой, и здесь моим учителем стал майор Конанчук, которого совсем недавно в связи с учебой в академии (заочно) назначили на должность заместителя командира дивизиона, а до этого он был начальником штаба дивизиона. Полк поразил меня идеальным, что говорится, с иголочки внутренним порядком в подразделениях и на территории. Никогда и нигде подобного не встречал.

Это была заслуга командира полка подполковника В. Л. Баранова и командира дивизиона подполковника В. М. Коржа. Я их на этих должностях не застал, но традиции, ими заложенные, жили и ревностно поддерживались всем личным составом.

Подполковник В. Л. Баранов с должности командира полка был назначен начальником штаба 50 рд. Он очень много внимания уделял учебе и всесторонней подготовке работников штабов полков и дивизионов.

Поработать пришлось изрядно. Мое усердие командование дивизии заметило и отметило: мне досрочно присвоили воинское звание капитан. Было предложение назначить меня на должность командира дивизиона, от которой я отказался, мотивируя отказ тем, что имел мало опыта для этой должности, но через некоторое время предложение повторили. Я согласился и был назначен командиром 2-го дивизиона 432 рп.

Полком командовал подполковник Николай Максимович Чичеватов. О нем, шутя, говорили так: “Могут ли на одну путевку отдохнуть 1000 человек? Могут, если ее вручить... Николаю Максимовичу”. Человек чрезвычайно энергичный, ответственный, требовательный и очень конкретный. Он мог заставить, если не убеждением, то принуждением, любого своего подчиненного работать с полной отдачей сил. Того, кто не справлялся с заданием в течение дня, Н. М. Чичеватов, не взирая, как говорится, ни на лица, ни на петлицы, оставлял на рабочем месте до глубокой ночи. На этот счет по городку ходил такой вот стишок: “Если папы дома нет (вечер, полдесятого), значит, держит он ответ на ковре у Чичеватова”.

Особенность заключалась в том, что дивизион размещался на одной территории со штабом полка. Здесь же располагались его подразделения спецвойск и тыла. Это оборачивалась тем, что все показные комплексные занятия с использованием ракеты 8К63, которые выпадали на долю полка, а также регламентные работы на вооружении и спецтехнике проводились силами как раз 2-го дивизиона.

В этой связи частым гостем в нашем полку, а значит и в моем дивизионе был командир дивизии генерал-майор В. М. Иванушкин, который внедрил в дивизии, начав с 432 рп, морскую традицию. Он лично у меня в дивизионе провел занятие “Индивидуальная книжка номера боевого расчета в условиях РВСН на ракете 8К63”. Эта “Книжка...” (лучше сказать, блокнотик) должна была всегда находиться в нагрудном кармане гимнастерки у каждого члена всех боевых расчетов цепочки подготовки и пуска ракеты. Основным содержанием ее был перечень операций (с указанием интервалов времени их исполнения), которые конкретно должен был выполнить номер боевого расчета в процессе подготовки ракеты к пуску с четкой привязкой к технологическому графику.

“Книжка...” должна была помочь в выполнении боевой задачи дивизионом при условии потери части личного состава стартовых батарей, когда возникала необходимость составления, так называемой, сборной команды.

Бывший моряк В. М. Иванушкин знал, насколько эффективны подобные “книжки” на флоте и, заботясь о повышении боеготовности ракетных частей и подразделений, ввел их в нашем соединении.

Что касается боевой готовности, то генерал-майор В. М. Иванушкин внедрил в сознание всех офицеров дивизии следующую, думаю, главную мысль: “Боевая готовность любого ракетного подразделения основана на многих видах обеспечения, но в первую очередь - на тыловом”. Его занятия по организации питания личного состава, на которых объяснялось буквально все, начиная от доставки, хранения и кончая приготовлением и доведением положенных норм довольствия до каждого солдата, запомнились мне как образцовые и были эталоном на всю мою дальнейшую службу.

Это он на одном из совещаний командиров дивизионов задал мне вопрос: “Почему у Вас в дивизионе прапорщики голодают?” - и показал на.плакат, где был сделан анализ нахождения на довольствии начальников столовых. “Здесь я вижу, - продолжил командир дивизии, - что Ваш начальник столовой всего один раз в месяц стоит на довольствии, а остальное время он питается святым духом, вероятно”. С тех пор такой анализ я делал ежемесячно.

Генерал-майор В. М. Иванушкин учил нас, молодых командиров, вскрывая и доходчиво разъясняя, какие существуют способы организации утечки (проще говоря, воровства) материальных средств и как с этим бороться.

Когда был поставлен вопрос о моем назначении на должность заместителя командира полка (к подполковнику Н. М. Чичеватову), командир дивизии генерал-майор В. М. Иванушкин сказал: “Пока что рано ему бездельничать”, - и направил меня на должность начальника штаба 163 рп. В это время (1976 г.) полковник Г. 3. Назаренко увольнялся в запас и передавал полк новому командиру подполковнику Александру Николаевичу Артемьеву.

Начальником штаба 163 рп я прослужил четыре года, получив здесь звание майор (досрочно). Служить в этом полку было интересно. Помимо двух наземных ракетных дивизионов в нем имелся еще один (единственный в дивизии) дивизион с шахтными пусковыми установками, что, разумеется, накладывало определенные особенности на всю службу в полку и, естественно, на работу его штаба.

Это было время освоения мною штабного дела под руководством очень требовательного, но в то же время исключительно справедливого человека, офицера с большой буквы - полковника Игоря Ильича Моложаева, который как раз в тот период (1976-1980 гг.) возглавлял штаб 50 рд.

Эти четыре года штабной деятельности и последовавшие затем два года учебы на командном факультете Военной академии им. Ф. Э Дзержинского создали мне прекрасную базу для того, чтобы в последующем уверенно командовать 181-м ракетным полком, куда я получил назначение в 1982 году.

Это был довольно трудный полк, состоявший из трех наземных ракетных дивизионов, причем 3-й дивизион стоял отдельным гарнизоном, где офицеры и их семьи жили в городке, удаленном от культурных центров дивизии.

Командуя 181 рп, я в полном объеме вспомнил и осознал на практике уроки генерал-майора В. М. Иванушкина, а также полковников Г. 3 Назаренко, Н. М. Чичеватова, И. И. Моложаева, с большим успехом применял методики их работы поэлементного внедрения вопросов боевого дежурства, боевой готовности, обеспечения боевых действий, службы войск и внутреннего порядка. Все это принесло положительные результаты: через два года 181 рп был признан лучшим в 50 рд, и я получил предложение перейти на должность начальника штаба нашего соединения.

Наступил 1984 год - начало перевооружения 50 рд на БРК “Пионер”. За успешное выполнение задания главкома РВСН, связанного именно с этим перевооружением и, конечно же, учитывая все предыдущие, начиная с 1953 года, заслуги личного состава соединения, 50-я ракетная дивизия была награждена орденом Красного Знамени. Произошло это в мае 1985 года.

В должности начальника штаба 50 рд я проработал до 1987 года. В этот период судьба свела меня с удивительно корректными, выдержанными людьми, в высоком смысле слова профессионалами своего дела Иваном Васильевичем Вершковым (командир дивизии), Валерием Пименовичем Ющенко, Николаем Васильевичем Брюшковым, Петром Николаевичем Засориным (заместители командира дивизии), Владимиром Алексеевичем Михтюком (начальник штаба 43-й ракетной армии). Эти люди, безусловно, являются примером для тех офицеров, кому посчастливилось с ними вместе служить.

Дальнейший путь моей военной карьеры лежал через Военную академию Генерального штаба им. К. Е. Ворошилова (два года учебы), затем - командир 49 рд в белорусском городе Лида (пять лет), заместитель командующего Оренбургской ракетной армией (два года), заместитель начальника Главного штаба РВСН (два года) и закончил службу в должности начальника кафедры ВИА им. Ф. Э. Дзержинского в Москве, откуда и ушел в отставку в 2000 году в звании генерал-лейтенант.

В настоящее время работаю заместителем начальника отдела оказания социальной помощи жителям Подмосковья.

А.В. Козлов

* * *

Окончил: Харьковское высшее командно-инженерное училище (1971 г., с отличием), Военную академию им. Ф.Э. Дзержинского (1982 г., командный факультет), Военную академию Генерального штаба ВС СССР (1988 г.).

В Ракетных войсках с 1966 г. Воинские звания «капитан» и «майор» получал досрочно.

Проходил службу на должностях: начальник отделения, заместитель командира батареи по технической части, командир батареи, начальник штаба дивизиона, командир дивизиона, начальник штаба полка, командир полка, начальник штаба дивизии, командир дивизии, первый заместитель командующего 31 РА, заместитель начальника Главного штаба РВСН, начальник кафедры оперативного искусства Военной академии Ракетных войск.

В период с конца 80-х годов в Ракетных войсках начинается в соответствии с Договором между СССР и США от 8 декабря 1987 г. этап ликвидации ракет средней и меньшей дальности. В дивизии начинают работать первые инспекционные группы США по установлению исходных данных в соответствии с Меморандумом. Одновре-менно в период 1990-1994 гг. саперами 49 рд разминируются и уничтожаются более 8 тыс. различных боеприпасов на территории Белорусского военного округа.

В 1988 г. из боевого состава 49 рд исключается и расформировывается 638 ракетный полк.

В войсках 50 РА завершаются все ликвидационные мероприятия, снимаются с боевого дежурства ракетные полки, техника направляется в народное хозяйство, военные городки передаются местным властям и в другие виды Вооруженных Сил.

После выполнения мероприятий Договора по РСМД 50 ракетная армия к концу 1990 г. расформировывается, а 49 ракетная дивизия к 1 октября 1990 г. передастся в боевой состав 43 РА. Затем четыре ракетных полка 49 рд последовательно перевооружаются на ракетный комплекс «Тополь» с ракетами РТ-2ПМ.

В дивизии организуются работы по демонтажу агрегатов и систем РК «Пионер», отправки вооружения и военной техники на базы храпения или ликвидации.

Переформирование и ввод в эксплуатацию мобильных ракетных комплексов «Тополь» в дивизии проходит на более высоком качественном уровне с учетом накопленного богатого опыта эксплуатации ракетного комплекса «Пионер». Используются практически все существующие позиционные районы полков и созданная инфраструктура дивизии, сохранились офицерские кадры и личный состав специалистов-ракетчиков, ранее решены многие социальные проблемы.

Переподготовка личного состава полков проходит на базе 183 учебного центра 53 НИИП МО.

В период с декабря 1989 г. по июнь 1991 г. на боевое дежурство заступают четыре ракетных полка «Тополь». В этот период основу деятельности командира дивизии составляет плановая работа в ракетных полках, дивизионах и подразделениях боевого обеспечения.

Начиная с сентября 1991 г. командование дивизии устанавливает тесное взаимодействие с военно-политическим руководством Республики Беларусь по вопросам пребывания и функционирования на ее территории.

30 марта 1993 г. 49 рд в полном составе выводится из состава 43 РА и входит в боевой состав 27 РА.

В январе 1994 г. генерал-майор А.В. Козлов назначается первым заместителем командующего 31 ракетной армией. В 1996 г. он назначен заместителем начальника Главного штаба РВСН, а в 1999 г. — начальником кафедры оперативного искусства Военной академии Ракетных войск.

Генерал-лейтенант А.В. Козлов в июле 2000 г. уволен из кадров Советской Армии в запас досрочно и направлен на учет в военный комиссариат г. Одинцово Московской области.

Разгром Крымского фронта и его последующая ликвидация 8-19 мая 1942 года стали одним из звеньев цепи военных катастроф 1942 года. Сценарий действия во время операции 11-й армии вермахта под командованием генерал-полковника Эриха фон Манштейна против Крымского фронта был похож на другие немецкие операции этого периода. Немецкие войска, получив подкрепления и накопив силы и ресурсы, переходили в контрнаступление против достигших позиционного тупика и понесших значительные потери советских сил.

18 октября 1941 года 11-я немецкая армия начала операцию по захвату Крыма. К 16 ноября весь полуостров, кроме базы Черноморского флота - Севастополя, был захвачен. В декабре-январе 1941-1942 года в результате Керченско-Феодосийской десантной операции Красная Армия вернула Керченский полуостров и продвинулись за 8 дней на 100-110 км. Но уже 18 января вермахт отбил Феодосию. В феврале-апреле 1942 года Крымский фронт трижды предпринимал попытки переломить ход событий на полуострове в свою пользу, но в результате не смог добиться значительных успехов, понес большие потери.

Эрих фон Манштейн.

Планы немецкого командования

Как и на других участках советско-германского фронта, боевые действия на Крымском полуострове к весне 1942 года перешли в фазу позиционной войны. Первые попытки перейти в решительное контрнаступление вермахт предпринял в марте 1942 года. 11-я армия получила подкрепление – 28-ю егерскую и 22-ю танковую дивизии. Кроме того, румынский корпус получил 4-ю горнострелковую дивизию. Задачу по разгрому советских сил в Крыму впервые командованию 11-й армии поставили ещё 12 февраля в «Распоряжении о ведении боевых действий на Восточном фронте по окончании зимнего периода» главного командования сухопутных войск Третьего рейха. Немецкие войска были должны овладеть Севастополем и Керченским полуостровом. Немецкое командование хотело освободить крупные силы 11-й армии для дальнейших операций.

С завершением периода распутицы немецкие вооружённые силы стали переходить к реализации этого плана. Главным руководящим документом для немецких трёх групп армий была директива № 41 от 5 апреля 1942 года. Основными целями кампании 1942 года были Кавказ и Ленинград. 11-й немецкой армии, которая завязла в позиционных боях на изолированном участке линии советско-германского фронта, поставили задачу «очистить от противника в Крыму Керченский полуостров и овладеть Севастополем».

В апреле 1942 года на совещании у Адольфа Гитлера Георг фон Зондерштерн и Манштейн представили план операции советских сил на Керченском полуострове. Силы Крымского фронта были довольно плотно построены на Парпачском перешейке (на т. н. Ак-Монайских позициях). Но плотность построения войск не была одинаковой. Примыкающий к Чёрному морю фланг Крымского фронта был слабее, и прорыв его позиций позволял немцам выйти в тыл более сильной группировке из 47-й и 51-й армий. Выполнение задачи по прорыву советских позиций 44-й советской армии возложили на усиленный XXX армейский корпус (АК) генерал-лейтенанта Максимилиана Фреттер-Пико в составе 28-й егерской, 50-й пехотной, 132-й пехотной, 170-й пехотной, 22-й танковой дивизий. Кроме того, немецкое командование собиралось использовать открытый по морю фланг Крымского фронта и высадить в тыл атакуемым советским войскам десант в составе усиленного батальона 426-го полка. XXXXII АК в составе 46-й пехотной дивизии под командованием генерала пехоты Франца Маттенклотта и VII румынский корпус в составе 10-й пехотной, 19-й пехотной дивизий, 8-й кавалерийской бригады должны были провести отвлекающее наступление против сильного правого крыла Крымского фронта. Операцию с воздуха прикрывал VIII авиакорпус люфтваффе под командованием барона Вольфрама фон Рихтгофена. Операция получила кодовое название «Охота на дроф» (нем. Trappenjagd).

11-я армия уступала Крымскому фронту (КФ): в личном составе в 1,6:1 раза (250 тыс. солдат Красной Армии против 150 тыс. немцев), в орудиях и миномётах в 1,4:1 (3577 у КФ и 2472 у немцев), 1,9:1 в танках и самоходных артустановках (347 у КФ и 180 у немцев). Только в авиации был паритет: 1:1, 175 истребителей и 225 бомбардировщиков у КФ, у немцев – 400 единиц. Наиболее мощным инструментом в руках Манштейна был VIII авиакорпус люфтваффе фон Рихтгофена, это было самое сильное соединение немецких ВВС. Рихтгофен имел огромный боевой опыт – ещё в Первую мировую войну одержал восемь воздушных побед и был награждён Железным крестом 1-й степени, воевал в Испании (начальник штаба, а затем командир легиона «Кондор»), участник Польской, Французской кампаний, Критской операции, участвовал в операции «Барбаросса» и «Тайфун» (наступление на Москву). Кроме того, у немецкого командарма была свежая 22-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Вильгельма фон Апеля. Дивизию сформировали в конце 1941 года на территории оккупированной части Франции, и она была «полнокровной». Танковая дивизия была вооружена чешскими лёгкими танками PzKpfw 38(t). К началу наступления дивизию усилили 3 танковым батальоном (52 танка), кроме того в апреле часть получила 15-20 Т-3 и Т-4. Дивизия имела 4 мотопехотных батальона, два из них были оснащены БТР «Ганомаг» и противотанковый батальон (в нем были и САУ).

Манштейн имел инструменты для взлома обороны Крымского фронта и развития успеха в виде авиационного корпуса и 22-й танковой дивизии. Танковая дивизия могла после прорыва фронта быстро двигаться вперёд и уничтожать советские резервы, тылы, перехватывать коммуникации. Войска развития прорыва усилили моторизованной бригадой «Гродек», составленной из моторизованных соединений, участвовавших в наступательной операции частей. Командование Крымским фронтом - командующий КФ генерал-лейтенант Дмитрий Тимофеевич Козлов, члены Военного совета (дивизионный комиссар Ф. А. Шаманин и секретарь Крымского обкома ВКП(б) B. C. Булатов, начальник штаба генерал-майор П. П. Вечный, представитель Ставки ВГК Л. З. Мехлис), располагало только танковыми подразделениями непосредственной поддержки пехоты (танковые бригады и батальоны) и не создало средств противодействия глубокому прорыву немцев – армейских подвижных групп в составе танковых, противотанковых, механизированных, кавалерийских соединений. Надо учесть и тот факт, что линия фронта была полностью открыта для воздушной разведки, это была открытая степь. Немцы легко вскрывали позиции советских войск.

Планы советского командования, силы Крымского фронта

Советское командование, несмотря на то что задачи зимнего наступления не были выполнены, не хотело упускать инициативу, и не теряло надежд на изменение ситуации в свою пользу. 21 апреля 1942 года было образовано Главное командование Северо-Кавказским направлением во главе с маршалом Семёном Будённым. Будённому подчинили Крымский фронт, Севастопольский оборонительный район, Северо-Кавказский военный округ, Черноморский флот и Азовскую флотилию.

Крымский фронт занимал оборонительные позиции на довольно узком Ак-Монайском перешейке шириной в 18-20 км. В состав фронта входили три армии: 44-я под командованием генерал-лейтенанта Степана Ивановича Черняка, 47-я генерал-майора Константина Степановича Колганова, 51-я армия генерал-лейтенанта Владимира Николаевича Львова. Всего в подчинении штаба КФ к началу мая числилось 16 стрелковых и 1 кавалерийская дивизии, 3 стрелковых, 4 танковых, 1 морская бригады, 4 отдельных танковых батальона, 9 артиллерийских полков РГК и др. соединения. Фронт в феврале – апреле 1942 года понёс серьёзные потери, был в значительной мере обескровлен, измотан, не имел свежих и мощных ударных соединений. В результате КФ хотя и имел численное преимущество в людях, танках, орудиях и миномётах, но уступал в качественном плане.

Ещё больше уравнивало возможности советского и немецкого командования асимметричное построение войск КФ. Позиции КФ делились на два неравномерно заполненных войсками отрезка. Южный участок от Кой-Айсана до берега Чёрного моря протяженностью около 8 км представлял подготовленные ещё в январе 1942 года советские оборонительные позиции. Их обороняли 276-я стрелковая, 63-я горнострелковая дивизии 44-й армии (А). Во втором эшелоне и резерве стояли 396-я, 404-я, 157-я стрелковые дивизии, 13-й мотострелковый полк, 56-я танковая бригада (на 8 мая – 7 КВ, 20 Т-26, 20 Т-60), 39-я танковая бригада (2 КВ, 1 Т-34, 18 Т-60), 126-й отдельный танковый батальон (51 Т-26), 124-й отдельный танковый батальон (20 Т-26). Северный участок от Кой-Айсана до Киета (примерно 16 км) выгибался на запад, нависая над Феодосией, которая по планам советского командования была первой целью наступления. В этом выступе и непосредственной близости к нему были собраны основные силы 51-й и 47-й армий КФ, усиленные войсками, находившимися в подчинении штаба фронта. В первом эшелоне стояли 271-я, 320-я стрелковые дивизии, 77-я горнострелковая дивизия 47-й А, 400-я, 398-я, 302-я стрелковые дивизии 51 А, 55-я танковая бригада (10 КВ, 20 Т-26, 16 Т-60), 40-я танковая бригада (11 КВ, 6 Т-34, 25 Т-60). Во втором эшелоне и резерве: 224-я, 236-я стрелковые дивизии 47-й А, 138-я, 390-я стрелковые дивизии 51-й А, 229-й отдельный танковый батальон (11 КВ) и другие части.

В результате комфронта Дмитрий Козлов собрал основные силы КФ на своем правом фланге, но они увязли в позиционных боях и потеряли подвижность. К тому же немцы смогли воспользоваться паузой между предыдущим и готовящимся новым советским наступлением. Директива Ставки ВГК №170357 командованию КФ о переходе к обороне запоздала, времени на перегруппировку сил, демонтаж ударной группировки на правом фланге в пользу усиления позиций левого фланга уже не было. Немецкое командование, собрав ударную группировку на своём правом фланге напротив позиций 44-й А, медлить не стало.

По первоначальному плану командования группы армий «Юг» операция «Охота на дроф» должна была начаться 5 мая. Но из-за задержки с переброской авиации начало наступательной операции перенесли на 8 мая. Нельзя сказать, что и немецкий удар был для командования КФ полной неожиданностью. Незадолго до начала немецкого наступления на советскую сторону перелетел хорватский лётчик и сообщил о предстоящем ударе. К концу 7 мая был издан приказ по войскам фронта, в котором сообщалось, что немецкое наступление ожидается 8-15 мая 1942 года. Но времени на правильную реакцию уже не было.

Сражение

7 мая. VIII авиакорпус люфтваффе должен был вскоре вернуться в район Харькова для участия в операции по ликвидации барвенковского выступа. Поэтому авиационные удары начались на день раньше перехода в наступление 11-й немецкой армии. Весь день немецкие Военно-воздушные силы наносили удары по штабным пунктам и узлам связи. Надо сказать, что действия немецкой авиации во время этой операции были весьма успешными, к примеру, во время налёта на штаб 51-й армии 9 мая погиб генерал-лейтенант, командарм Владимир Львов. Советские командные пункты были заранее разведаны и понесли большие потери. Управление войсками было частично нарушено.

8 мая. В 4.45 началась авиационная и артиллерийская подготовка. В 7.00 пошли в наступление части 28-й егерской, 132-й пехотной дивизий 30 АК на правом немецком фланге. Основной удар пришелся по порядкам 63-й горнострелковой и частично 276-й стрелковой дивизий 44-й А. Кроме того, немцы высадили десант силами до батальона в тылу 63-й Грузинской горнострелковой дивизии, вызвав панику. К концу дня немецкие части прорвали оборону на фронте в 5 км и на глубину в 8 км.

В 20.00 комфронта Козлов приказал нанести фланговый контрудар по прорвавшимся частям противника. Силы 51-й А утром 9 мая были должны с рубежа п. Парпач – г. Сюрук-Оба нанести удар в направлении балки Песчаной. В ударную группировку вошли 4 стрелковые дивизии, 2 танковые бригады и 2 отдельных танковых батальона: 302-я, 138-я и 390-я стрелковые дивизии из 51-й А, 236-я стрелковая дивизия из 47-й А, 83-я морская стрелковая бригада, 40-я и 55-я танковые бригады, 229-й и 124-й отдельные танковые батальоны. Они получили задачу восстановить положение фронта и развить наступление, отрезав прорвавшиеся вглубь Керченского полуострова немецкие части. 44-я армия была должна в это время сдерживать натиск немцев. Об отходе на тыловые оборонительные рубежи в первый день сражения никто ещё и не думал. Приказов об их занятии не было. Более того, находившиеся в подчинении штаба фронта и расположенные у Турецкого вала 72-я кавалерийская дивизия и 54-й мотострелковый полк получили приказ выдвигаться в полосу 44-й А для усиления её обороны.

9 мая. Немецкое командование ввело в прорыв 22-ю танковую дивизию, но начавшиеся дожди сильно замедлили её продвижение. Только к 10-му танковая дивизия смогла прорваться в глубину обороны КФ и развернуться на север, выходя на коммуникации 47-й и 51-й советских армий. За танковой дивизией шла 28-я егерская дивизия и 132-я пехотная дивизия. В прорыв также бросили мотострелковую бригаду Гродека – она уже 10 мая достигла Турецкого вала и пересекла его.

10 мая. В ночь на 10 мая в ходе переговоров между комфронта Козловым и Сталиным было принято решение отводить войско на Турецкий (в других источниках Татарский) вал и организовать новую линию обороны. Но 51-я армия уже не смогла исполнить этот приказ. В результате авиаудара по штабу был убит командарм Львов и ранен его заместитель К. Баранов. Армия судорожно пыталась избежать катастрофы. Части 47-й и 51-й армий 9 мая пошли в запланированную контратаку, шёл жестокий встречный бой. Советские танковые бригады и отдельные танковые батальоны, стрелковые части сражались против соединений 22-й танковой дивизии и 28-й егерской дивизии. О накале боёв свидетельствует тот факт, что если на 9 мая в 55-й танковой бригаде было 46 танков, то после боя 10-го мая остался один. Сдержать натиск немецких сил советские танковые части поддержки пехоты не смогли.

11-12 мая. Днем 11 мая подразделения 22-й танковой дивизии вышли к Азовскому морю, отрезав от пути отхода на Турецкий вал значительные силы 47-й и 51-й армий. Несколько советских дивизий были окружены в узкой прибрежной полосе. Вечером 11-го советское верховное командование ещё надеялось восстановить положение на полуострове путем создания оборонительного рубежа на Турецком валу. Сталин и Василевский приказывают Будённому лично организовать оборону войск КФ, навести порядок в Военном совете фронта и для этого выехать в Керчь. Левофланговые дивизии 51-й советской армии потратили ещё день на безуспешные попытки предотвратить окружение других войск, потеряли время и проиграли гонку к тыловому рубежу обороны.

Немцы времени не теряли и делали всё, чтобы не дать советским войскам отойти на новый рубеж обороны. Уже к концу 10-го передовые части 30-го АК вышли к Турецкому валу. 12 мая немцы высадили десант в тылу 44-й армии. Это позволило им начать успешную борьбу за Турецкий вал до подхода к валу резервной 156-й стрелковой дивизии.

13 мая и последующие дни. 13 мая немцы прорвали оборону в центре Турецкого вала. В ночь на 14-е Ставка ВГК признала поражение на Керченском полуострове. В 3.40 Будённый, с согласия Ставки, приказал начать отвод войск КФ на Таманский полуостров. Василевский приказывает выдвинуть в распоряжение Будённого 2-й и 3-й воздушно-десантные корпуса и воздушно-десантную бригаду. Видимо, предполагалось высадкой десанта организовать оборону на подступах к Керчи и остановить наступление немцев, чтобы вывести войска разбитого КФ. Причём, Керчь сдавать не собирались – это означало похоронить все результаты Керченско-Феодосийской десантной операции. 15 мая в 1.10 А. М. Василевский приказывает: «Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя».

Передовые немецкие части, видимо, это была моторизованная бригада Гродека, вышли на окраины Керчи 14 мая. Город обороняли части 72-й кавдивизии. Об этом сообщил в 18.10 представитель Ставки на Крымском фронте Лев Захарович Мехлис: «Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником… Мы опозорили страну и должны быть прокляты. Будем биться до последнего. Авиация врага решила исход боя».

Но меры по превращению Керчи в город-крепость, выводу большей части сил с полуострова опоздали. Сначала немцы отрезали значительную часть войск КФ поворотом на север соединений 22-й танковой дивизии. Правда, её хотели отправить под Харьков 15 мая, но упорное сопротивление советских войск на полуострове задержало её отправку. Части 28-й егерской и 132-й пехотной дивизий повернули на северо-восток после прорыва Турецкого вала и также вышли к Азовскому морю. Таким образом, был построен заслон советским войскам, которые отступали с Турецкого вала. 16 мая к Керчи вышла введённая в прорыв 170-я немецкая пехотная дивизия. Но бой за город продолжался до 20 мая. Красноармейцы дрались в районе горы Митридат, железнодорожной станции, завода им. Войкова. После того как защитники исчерпали все возможности к сопротивлению в городе, они отступили в Аджимушкайские каменоломни. В них отступило около 13 тыс. человек – соединения 83-й бригады морской пехоты, 95-го погранотряда, несколько сотен курсантов Ярославского авиационного училища, Воронежского училища радиоспециалистов и бойцы из других частей, горожане. В Центральных каменоломнях обороной руководил полковник П. М. Ягунов, старший батальонный комиссар И. П. Парахин и подполковник Г. М. Бурмин, в Малых каменоломнях - подполковник А. С. Ермаков, старший лейтенант М. Г. Поважный, батальонный комиссар М. Н. Карпехин. Немцы путём непрерывных атак смогли загнать красноармейцев вглубь каменоломен. Но взять их не смогли, все штурмы провалились. Несмотря на острую нехватку воды, еды, медикаментов, боеприпасов, бойцы держали оборону 170 дней. Воды в каменоломнях не было. Её приходилось добывать снаружи, по воспоминаниям выживших бойцов, «за ведро воды платили ведром крови». Последние защитники «Керченского Бреста», полностью истощённые, попали в плен 30 октября 1942 года. Всего в руки немцев попало 48 человек. Остальные, примерно 13 тыс. человек, погибли.

Эвакуация с полуострова продолжалась с 15 по 20 мая. По приказу вице-адмирала Октябрьского в район Керчи пригнали все возможные корабли и суда. Всего удалось эвакуировать до 140 тыс. человек. Комиссар Лев Мехлис эвакуировался одним из последних, вечером 19 мая. В последние дни катастрофы, как человек несомненной личной храбрости, он носился по передовой линии, казалось, что искал смерти, пытаясь организовать оборону, остановить отступающие части. В ночь на 20 мая на корабли под огнём противника погрузились последние соединения, прикрывавшие отход товарищей.

Итоги

Директивой Ставки Крымский фронт и Северо-Кавказское направление были ликвидированы. Остатки войск КФ направили на формирование нового Северо-Кавказского фронта. Его командующим назначили маршала Будённого.

Фронт потерял более 160 тыс. человек. Потеряна большая часть самолётов, бронетехники, орудий, автотранспорта, тракторов и другого военного имущества. Советские войска понесли тяжёлое поражение, были утрачены результаты предыдущих действий на этом направлении. Положение на южном фланге советско-германского фронта серьёзно осложнилось. Немцы получили возможность угрожать вторжением на Северный Кавказ через Керченский пролив и Таманский полуостров. Резко ухудшилось положение советских войск в Севастополе, немецкое командование смогло сосредоточить против города-крепости больше сил.

4 июня 1942 года вышла директива Ставки № 155452 «О причинах поражения Крымского фронта в Керченской операции». Основной причиной назвали ошибки командования КФ. Командующий фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов был разжалован в генерал-майоры и снят с поста комфронта. Командир 44-й армии генерал-лейтенант С. И. Черняк был снят с должности командарма, понижен до полковника и отправлен в войска с целью «проверить на другой, менее сложной работе». Командир 47-й армии генерал-майор К. С. Колганов снят с должности командарма, понижен до полковника. Мехлиса сняли с постов заместителя наркома обороны и начальника Главного политуправления Красной Армии, понизили в звании на две ступени - до корпусного комиссара. Член Военного совета КФ дивизионный комиссар Ф. А. Шаманин был понижен в звании до бригадного комиссара. Начальника штаба КФ генерал-майора П. П. Вечного сняли с должности начштаба фронта. Командующего ВВС КФ генерал-майора Е. М. Николаенко сняли с должности и понизили до полковника.

Катастрофа Крымского фронта является классическим примером слабости оборонительной стратегии, даже в условиях небольшого, довольно удобного для обороны (немцы не могли проводить широкие обходящие манёвры) участка фронта и меньшего количества живой силы, танков и орудий у противника. Немецкое командование нашло слабое место и вспороло советскую оборону, наличие подвижных, ударных соединений (22-я танковая дивизия и моторизованная бригада Гродека) позволило развить первый успех, окружить советскую пехоту, уничтожить тылы, отдельные соединения, перерезать коммуникации. Большую роль сыграло превосходство в воздухе. Командование КФ не успело перестроить войска фронта в более правильные оборонительные порядки (без перекоса в пользу правого фланга), создать подвижные ударные группы, которые ударами во фланги прорвавшейся немецкой группировки могли бы остановить наступление немцев и даже переломить ситуацию в свою пользу. Не смогло заблаговременно подготовить новую линию обороны, отвести на неё силы и средства. Немецкие генералы в этот период войны по-прежнему переигрывали советский генералитет.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

«…Бывший командующий фронтом Рокоссовский рассказал мне, как он случайно оказался свидетелем последнего разговора Сталина с Козловым, уже смещенным с должности командующего Крымским фронтом после Керченской катастрофы.

… Козлов вошел, и хотя это было очень скоро после Керченской катастрофы, все это было ещё очень свежо в памяти, Сталин встретил его совершенно спокойно, ничем не показал ни гнева, ни неприязни. Поздоровался за руку и сказал:

Слушаю вас. Вы просили, чтобы я вас принял. Какие у вас ко мне вопросы?

Козлов, который сам просился на прием к Сталину после того, как был издан приказ о смещении его с должности командующего Крымским фронтом и о снижении в звании, стал говорить о том, что он считает, что это несправедливо по отношению к нему. Что он делал все, что мог, чтобы овладеть положением, приложил все силы. Говорил он все это в очень взвинченном, истерическом тоне.

Сталин спокойно выслушал его, не перебивая. Слушал долго. Потом спросил:

У вас все?

Вот видите, вы хотели сделать все, что могли, но не смогли сделать того, что были должны сделать.

В ответ на эти слова, сказанные очень спокойно, Козлов стал говорить о Мехлисе, что Мехлис не давал ему делать то, что он считал нужным, вмешивался, давил на него, и он не имел возможности командовать из-за Мехлиса так, как считал необходимым. Сталин спокойно остановил его и спросил:

Подождите, товарищ Козлов! Скажите, кто был у вас командующим фронтом, вы или Мехлис?

Значит, вы командовали фронтом?

Ваши приказания обязаны были выполнять все на фронте?

Вы как командующий отвечали за ход операции?

Подождите. Мехлис не был командующим фронтом?

Не был…

Значит, вы командующий фронтом, а Мехлис не командующий фронтом? Значит, вы должны были командовать, а не Мехлис, да?

Подождите. Вы командующий фронтом?

Я, но он мне не давал командовать.

Почему же вы не позвонили и не сообщили?

Я хотел позвонить, но не имел возможности.

Со мною все время находился Мехлис, и я не мог позвонить без него. Мне пришлось бы звонить в его присутствии.

Хорошо. Почему же вы не могли позвонить в его присутствии?

Почему, если вы считали, что правы вы, а не он, почему же не могли позвонить в его присутствии? Очевидно вы, товарищ Козлов, боялись Мехлиса больше, чем немцев?

Вы не знаете Мехлиса, товарищ Сталин, - воскликнул Козлов.

Ну, это, положим, неверно, товарищ Козлов. Я-то знаю товарища Мехлиса. А теперь хочу вас спросить: почему вы жалуетесь? Вы командовали фронтом, вы отвечали за действия фронта, с вас за это спрашивается, вы за это смещены. Я считаю, что все правильно сделано с вами, товарищ Козлов.

Потом, когда Козлов ушел, он повернулся к Рокоссовскому и, прощаясь с ним, сказал:

Вот такой интересный разговор, товарищ Рокоссовский…».

Крымский фронт

Из Севастополя мы двинулись на север, к Перекопу, но вскоре, не дойдя до Армянского перешейка, встретили свои отступающие войска. От них узнали, что немцы прорвали наши оборонительные линии на Перекопе и, ликвидируя попытки сопротивления, большими силами двинулись к Евпатории, разрезая Крымский фронт на две части – западную и восточную.

Л.Г. Иванов

Крымский фронт, керченская трагедия, коварство Мехлиса и напор Манштейна – все эти понятия сложились, слились, соединились в один какофоничный ком в памяти генерал-майора Леонида Георгиевича Иванова и долгое время, нет, до последних дней жизни будоражили воспоминаниями при дневных раздумьях о пережитом. А по ночам они врывались в полусумеречное сознание яркими цветными снами.

Все дороги на войне, говорят фронтовики, опасны и страшны, но среди них выделились некоторые своей трагедийностью с огромными потерями из-за бездарности и некомпетентности некоторых руководителей.

Керченская трагедия на Крымском фронте, руководимом в 1941–1942 годах генерал-лейтенантом Д.Т. Козловым и представителем Ставки ВГК комиссаром 1-го ранга генерал-полковником Л.З. Мехлисом, – одна из таких дорог, и ею достойно прошел наш герой. Есть смысл кратко дать историческую справку тех событий, чтобы понять смысл обстановки на стратегическом участке нашей земли.

Обладание Крымским полуостровом для противника имело важнейшее значение. Может, даже главное – для дальнейших наступательных операций. Гитлер называл Крымский полуостров советским непотопляемым авианосцем, угрожающим румынской нефти. Топливо для него было важнее, чем судьбы своих и румынских солдат.

18 октября сорок первого 11 – я полевая армия под командованием генерала от инфантерии Эриха фон Манштейна начала операцию по захвату Крыма. После десяти дней упорных боев немцы вышли на оперативный простор. К 16 ноября 1941 года весь Крым, кроме Севастополя, был оккупирован. 26 декабря 1941 года началась Керченско-Феодосийская десантная операция. Войска советских 51-й и 44-й армий Закавказского фронта отбили Керченский полуостров, продвинувшись более чем на сто километров за 8 дней.

Советские войска остановились 2 января 1942 года на рубеже Киет – Новая Покровка – Коктебель. Нашим восьми стрелковым дивизиям, двум стрелковым бригадам и двум танковым батальонам противостояла одна немецкая пехотная дивизия, усиленная пехотным полком и румынскими горной и кавалерийской бригадами.

Манштейн в своих мемуарах писал:

«Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и стал бы быстро преследовать 46-ю пд (пехотная дивизия. – Авт.), а также решительно ударил по отходящим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка безнадежная не только для этого нового участка фронта 11 – й армии. Решалась бы судьба всей 11 – й армии. Более решительный противник мог бы стремительным прорывом на Джанкой парализовать все снабжение армии. Отозванные от Севастополя войска – 170-я и 132-я пд – могли прибыть в район западнее или северо-западнее Феодосии не раньше чем через 14 дней».

Но случилось то, что случилось. 1 января 1942 года план операции был доложен наркому обороны с общей задачей – уничтожение всех сил противника в Крыму. Начало операции намечалось на средину января. Однако в намеченный срок операция не была начата, а 15 января 1942 года немцы и румыны успешно нанесли контрудар.

В марте советские войска трижды предпринимали безуспешные попытки наступления. И тогда Кремль среагировал вполне грамотной, по оценке профессионалов, директивой Ставки ВГК № 170357 от 6 мая 1942 года. Предлагалось, а скорее приказывалось:

«Увеличение сил Крымского фронта в настоящее время произведено не будет. Поэтому войскам Крымского фронта прочно закрепиться на занимаемых рубежах, совершенствуя их оборонительные сооружения в инженерном отношении и улучшая тактическое положение войск на отдельных участках, в частности, захватом Кой-Асанского узла».

По количеству личного состава советские войска двукратно превосходили противника, но Манштейн решил численное превосходство обратить в свою пользу путем окружения огромной массы наших войск на малой территории. Для этого он решил максимально использовать артиллерию и авиацию. 8 мая 1942 года он приказал своим войскам перейти в наступление. Операция под кодовым названием «Охота на дроф» началась.

16 мая 1942 года немецкая 170-я пехотная дивизия взяла Керчь, а через трое суток боевые действия на Керченском полуострове прекратились, за исключением сопротивления остатков советских войск в Аджимушкайских каменоломнях. Из 250 тысяч бойцов и командиров Крымского фронта за 12 дней боев было потеряно безвозвратно 162 282 человека – 65 %. Немецкие потери составили 7,5 тысячи человек.

Командованию Крымским фронтом провести эвакуацию организованно не удалось. Противник захватил почти всю нашу боевую технику и тяжелое вооружение и позже использовал их в борьбе против защитников Севастополя. 4 июня 1942 года Ставка ВГК объявила виновными в «неудачном исходе Керченской операции» командование Крымского фронта. Разбор полетов был жесткий – руководство фронта лишилось должностей и понижено в звании. Командующий фронта генерал-лейтенант Козлов был снят с должности и понижен в звании до генерал-майора. Представитель Ставки армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис был снят с постов замнаркома обороны и начальника Главного политуправления Красной армии и понижен в звании до корпусного комиссара. Другие руководители фронта тоже пострадали из-за некомпетентности Мехлиса и постоянных попыток руководить войсками, мешая это делать профессионалам.

Свидетелем тяжелой моральной обстановки, созданной в Крыму во многом усилиями представителя Ставки ВГК Мехлиса, стал в апреле 1942 года нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, который в своей честной книге, как и сам нарком, «Накануне» писал:

«И вот мы в штабе фронта. Там царила неразбериха. Командующий Крымским фронтом Козлов уже находился «в кармане» у Мехлиса, который вмешивался буквально во все оперативные дела. Начальник штаба П.П. Вечный не знал, чьи приказы выполнять – командующего или Мехлиса. Маршал Буденный (главком Северо-Кавказского направления, в чьем подчинении находился Крымский фронт) тоже ничего не мог сделать. Мехлис не желал ему подчиняться, ссылаясь на то, что получает указания прямо из Ставки».

Среди старших офицеров штаба фронта прижилась и ходила даже такая шутка, что Козлов боится Мехлиса сильнее, чем немцев. Боялся, так как знал, как он расправился с управлением Западного фронта и его командующим Д.Г. Павловым и теперь имел весьма веские основания полагать, что подошла в Крыму и его очередь.

Леонид Георгиевич прошел это крымско-керченское исчадие ада от его начала и до конца, тогда не верилось, что когда-то оно закончится, и остался живым. Живым для продолжения дальнейшей борьбы с ненавистным врагом. У него, старшего лейтенанта госбезопасности, свой взгляд на некомпетентность и бесчеловечность представителя Ставки Мехлиса.

Давайте вникнем в оценку, которую дал военный контрразведчик личности комиссара 1-го ранга:

«Мехлис не щадил людей, был известен среди командования как человек резкий, решительный, с неуравновешенным характером и почти неограниченными полномочиями, приобретший славу организатора скорых расправ, отчего некоторые офицеры и генералы его просто боялись… Не имея военного образования и слабо разбираясь в армейском руководстве, Л. Мехлис считал, что работоспособностью, жестокостью и волюнтаризмом можно решать даже стратегические задачи. Не считаясь с мнением специалистов и должностных лиц, зачастую требуя выполнения поставленных задач через головы прямых начальников, что создавало в работе неразбериху, он сводил на нет инициативу руководителей различных рангов, привносил своим появлением атмосферу подозрительности и нервозности.

Он вникал даже в специальные вопросы и давал прямые команды по ремонту танков. Без указания Л. Мехлиса на Крымском фронте не могли распределяться даже лошади и вооружение! Он правил любые, попадавшиеся ему на глаза приказы, часто ограничиваясь только литературным редактированием. Столь же энергично, сколь и поверхностно, он пытался решить и кадровые вопросы. Так, на Крымском фронте ему не понравился начальник штаба фронта генерал-майор Ф.И. Толбухин, будущий маршал Советского Союза. В начале марта в телеграмме И. Сталину он дал ему хамскую характеристику. За что получил от вождя настоящую отповедь…»

Такая оценка «из окопа», данная дилетанту-политработ-нику, могла принадлежать только наблюдательной, благоразумной, профессионально-цепкой личности.

Автору несколько раз доводилось встречаться в исторической литературе с текстом телеграммы недавно еще в войсках высокомерного, импульсивного и вдруг прозревшего и перепуганного Мехлиса, отправленной Сталину:

«Бои идут но окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной, мы опозорили страну и должны быть прокляты».

Константин Симонов – поэт и писатель таких знаменитых вещей, как стихотворения «Жди меня…» и романа «Живые и мертвые», хорошо знавший капризную и сложную фигуру партийного комиссара, писал: «Мне рассказывали, что после керченской катастрофы, когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу – «Будьте вы прокляты!» и вышел из кабинета».

Это только внешние стороны катастрофы, внутренние пришлось пережить нашему герою.

Теперь автор решил раскрыть то, что Леонид Георгиевич не раз рассказывал своим ученикам, а потом поведал письменно. На вопрос о примерах в керченской трагедии он называл одни и те же события и ни разу не сбивался, не видоизменял канву увиденного своими воспаленными от жары и мороза, пыли и снега, зноя и мороза глазами. Значит, говорил правду. И это подкупало слушающих и читающих людей. Так пройдемся по дорогам крымского участка войны Леонида Георгиевича, на которых правда и только правда:

«В ноябре-декабре 1941 года высадился знаменитый Керченско-Феодосийский морской десант, перед которым стояла задача овладения Керченским полуостровом. Я в составе батальона из Тамани высадился в районе Керчи в декабре 1942 года. Замысел десанта основывался в расчете на внезапность. В значительной степени эти расчеты оправдались. При погрузке часть батальона разместилась на рыболовецкой шхуне, а мы – на барже, прикрепленной к шхуне тросом. Погода была сложная: ветер, легкий морозец – 3–4 градуса. Течением воды из Азовского в Черное море несло большое количество льдин, появилась опасность, что они могут побить борт и утопить судно. Но после отплытия я ощутил на барже запах дыма. Похоже на пожар! Я начал искать – в чем дело и обнаружил в трюме, откуда шел запах, группу военнослужащих, в основном грузин (из другой, не нашей части), которые прямо на ящиках с боеприпасами разожгли для согрева небольшой костер. Несмотря на достаточно бурный национальный протест, я потребовал прекратить эти, мягко говоря, опасные действия.

К Керчи мы подошли на рассвете. Никто нас, конечно, ни оркестром, ни цветами не встречал. К счастью для нас, для противника наш десант оказался неожиданным. Пирсов для швартовки наших судов не нашли, и мы прыгали в холодную морскую воду, доходившую до груди или до пояса, и спешно выбирались на берег. Было 3–4 градуса мороза. Керчь была очищена от врага…»

И дальше будут куски текстов, написанные словно на листах блокнота и вырванных для того, чтобы поведать потомкам неистлевшую правду о тех горячих по накалу днях с огнем, свинцом, осколками, жестокостями и канонадой, не обладающих здравым смыслом невиданной доселе войны.

Вот тексты из этих ЛИСТОВ:

«Запомнился такой трагический случай. Через несколько дней после освобождения Керчи мы шли с комиссаром батальона Ковальчуком в направлении Приморского бульвара. Немецкие самолеты бомбили город.

Мы к налетам привыкли и не обращали на них особого внимания. Немного не доходя до поворота на бульвар, я поднял голову и увидел падающую прямо на нас бомбу. Не говоря ни слова, я сильно толкнул комиссара в подворотню. Он упал, и рядом упал я. В это время разорвалась бомба, которая точно угодила в стоящий рядом четырехэтажный дом. Дом был разрушен. А в нем находился штаб десантно-морской части. Многие матросы и офицеры были убиты, многие ранены. Мы с комиссаром были сильно оглушены и легко контужены. Из дымящихся руин выскочил человек с обожженной головой. Одна его штанина была оборвана, на колене кровоточила большая рана, один глаз висел около носа. Он протянул к нам с комиссаром руки, прохрипел что-то вроде «помогите» и упал. В помощи он уже не нуждался…»

«При вступлении в город Керчь на центральной площади были обнаружены семь повешенных немцами партизан. Во рву под Багерово, в 8 километрах от Керчи, были найдены семь тысяч расстрелянных советских людей (в основном евреев)! Естественно, что я в числе других сотрудников (Иванов в то время был оперуполномоченным батальона. – Авт.) занимался поиском преступников, совершивших эти злодеяния…

Фронтовой быт… на позициях был очень тяжелый. Часто шли дожди. Никаких землянок не было. Все бойцы, включая командование батальона, находились в окопах по колено в грязи. Спать приходилось стоя, прислонившись к углу окопа. Месяцами были лишены возможности поменять белье или искупаться. Вшей было множество. Бывало, засунешь руку за воротник гимнастерки и на ощупь, не глядя, вытаскиваешь маленький катышек, состоящий из трех, четырех, пяти вшей… Потом бросаешь этот катышек из окопа в сторону немцев. С водой было плохо. Во фляги набирали дождевую воду, из воронок и клали туда для дезинфекции 2–3 таблетки хлорки… Здорово помогала и водка, которая выдавалась по приказу Сталина по 100 граммов ежедневно. Правда, мы пили по целой кружке. Водка хорошо дезинфицировала кишечник и помогала от всяких инфекций…»

«Наш батальон входил в состав 13-й стрелковой бригады…

В наступлении бойцы батальона проявили отвагу и мужество. Но противник вел интенсивный огонь всеми огневыми средствами. С большим трудом комиссару батальона и мне удалось поднять личный состав в атаку. В этот момент на наши позиции, по ошибке, обрушился огонь артиллерии и нашей бригады. Как впоследствии выяснилось, начальник артиллерии бригады был пьян и не мог управлять огнем. На следующий день он был расстрелян перед строем начальником Особого отдела бригады Нойкиным.

Наш батальон понес большие потери: около 600 человек убитыми и ранеными, причем до немецких позиций наши цепи так и не дошли…»

«8 мая 1942 года в наступление на нашем участке фронта перешли уже немецкие войска. Авиакорпус Рихтгоффена рано утром нанес мощный бомбовый удар на узком участке левого фланга нашего фронта. Был пасмурный дождливый день, казалось, все было смешано и уничтожено. В этот узкий участок немецкое командование пустило свои танки. Так как весь фронт по протяженности составлял всего 21 километр, то танки быстро вошли в тыл всего фронта, порвали линии связи, которые в большинстве своем были проводные…

Командование не только полков, дивизий и армий, но фронта в целом потеряло управление войсками. А нет управления – нет армии. Начались беспорядочное отступление и массовое бегство в направлении к Керчи – к Керченскому проливу. Это была страшная и тяжелая картина…»

«17–18 мая противник прижал нас к берегу Керченского пролива. Я оказался за Керчью, в районе Маяка. Велся беспрерывный обстрел кромки берега, на котором находились толпы людей. Отдельные снаряды выкашивали целые отделения. Многие стрелялись, другие открыто выбрасывали партбилеты, кто-то срывал с себя петлицы. Там и тут валялись останки: руки, головы, человеческие ноги. На обстреливаемом берегу кипела лихорадочная и беспорядочная работа. В ход шло все, что могло держаться на воде. Из досок и бочек сколачивались плоты, надувались и тут же пускались в плавание автомобильные камеры, несущие подчас целые отделения. Там и тут, держась за бревно или какой-нибудь ящик, плыли по воде люди. Другие пускались вплавь сами, прыгая в холодную воду пролива. Люди шли на огромный риск, чтобы попасть на кубанский берег.

Сильным течением из Азовского в Черное море многих пловцов уносило вдаль от берегов, где их ждала гибель. Этих несчастных людей были сотни и тысячи. День и ночь ужасающие вопли и крики стояли над проливом. Партина была жуткая. Началась настоящая агония. В нашем распоряжении оставалась небольшая полоска берега 200–300 метров. При появлении немецких цепей я встал за большой валун и решил застрелиться, чтобы не попасть в плен…»

Такой откровенности, такой живой правды войны, таких точных фраз об увиденном и пережитом на крымском пятачке автору не удавалось прочесть ни у кого. Вот почему он решил эти тексты процитировать.

Кстати, пройдет почти полстолетия с того времени, и генерал при очередном посещении Крыма с сыном Юрием найдет тот валун, где он собирался застрелиться 19 мая 1942 года, чтобы избежать плена. На фотографии эта каменная глыба, одиноко стоящая у самой кромки черноморской воды, могла надежно спрятать человека от пуль – высотою она была примерно в три человеческих роста.

Когда Леонида Георгиевича спросили, что это было – малодушие или безысходность, он ответил – скорее второе.

– А что спасло жизнь?

– Крик моряка в бескозырке: «Братцы! Славяне! Отгоним гадов-немцев! Вперед! За мной! У-р-р-ра!

И произошло чудо – все военнослужащие, здоровые и раненые, в едином порыве рванулись на врага и отогнали его на 3–4 километра от берега.

И снова вернемся к одному из «блокнотных листков»:

«С пирса было видно, что в морской воде находится большое число трупов, почему-то они были в вертикальном положении. Кто был в шинели, а кто в ватнике. Это были убитые или утонувшие наши люди. Была небольшая волна, и создавалось впечатление, что они как бы маршируют. Страшная картина. Многих она толкала на безрассудные поступки и отчаянные действия…»

После того как противника несколько оттеснили от береговой кромки, стали подходить шхуны, на которых помещали только раненых.

– Были ли случаи, когда здоровые под видом раненых хотели перебраться на противоположный берег?

– Были, конечно. Приходилось таких напористых обманщиков сдерживать предупреждениями о применении оружия.

«Был, например, случай, когда четверо здоровых солдат-грузин несли над головами носилки и кричали:

– Пропустите! Пропустите! Мы несем раненого полковника – командира дивизии!

Действительно, на носилках лежал офицер с четырьмя шпалами на петлицах и перевязанной головой. Его внимательный настороженный взгляд у меня вызвал сомнение: а действительно ли этот человек ранен? Я приказал положить носилки на пирс и развязать бинт. Никакого ранения не оказалось. Я был в ярости. Вид у меня, наверное, был страшный: на голове каска, несколько дней небритый, неспавший и неевший. Силы я тогда поддерживал с помощью фляги, наполненной смесью морской воды, сахара и спирта. Периодически делал из фляги 2–3 глотка.

Все мы на этой узкой полосе берега находились между жизнью и смертью… Тем большее возмущение среди тех, кто находился около пирса и видел картину происходящего, вызвал шкурный, трусливый поступок этого «офицера». Военнослужащие яростными криками требовали от меня расстрела полковника, в противном случае грозили расправиться со мной. При таких обстоятельствах я, как оперработник, имевший право расстрела при определенных экстремальных условиях, поставил полковника на край пирса, левой рукой взял его за грудь, а правой достал пистолет. И тут я увидел, что полковник мгновенно поседел. У меня что-то дрогнуло в душе. Я сказал ему, что выстрелю, но выстрелю мимо, а он пусть падает в воду словно убитый и там выбирается как может. Дальнейшей его судьбы я не знаю…»

21 мая все было кончено. Противник вплотную подошел к берегу. Отстреливаясь от наседавшего врага и чувствуя его превосходство, опять у нашего героя появилась мысль – покончить с собой. Но судьба распорядилась так, что с последней шхуной он все-таки покинул простреливаемую узкую кромку берега. По шхуне ударили немцы. Стреляли чем могли. В основном велся пулеметно-винтовочный огонь. Появились убитые и раненые. В нескольких местах возникли пробоины, течь, судно предательски накренилось на борт, но дошло до песчаной косы Чушка. А дальше противник, овладев Керчью, бросил освободившиеся силы на Севастополь. Как известно, после упорной, кровопролитной и героической обороны город – «гордость русских моряков» – был оставлен нашими войсками.

Переправившись на косу Чушка, Леонид упал на влажный песок и проспал, с его слов, часов 10–12. А потом отправился пешком в сторону Краснодара и в районе населенного пункта Кордона Ильича обнаружил колодец и впервые напился чистой пресной водицы. Стало легче – он понял после этого одно – до Краснодара дойти сумеет…

«Вспоминая тяжелые бои в Крыму, не могу не отметить, что большую помощь немецким войскам там оказывали татары. Из татар создавались целые национальные отряды, которые воевали на стороне немцев. Хорошо зная горную местность, они помогали немцам выслеживать и убивать партизан, выявлять их замаскированные склады с оружием и продовольствием…

Со мной также произошел памятный случай в октябре 1942 года. При отходе из Перекопа наш батальон остановился в селе Изюмовка, километров в 20 севернее Феодосии. Утром батальон снялся и ушел, а мы с комиссаром Ковальчуком задержались, уже не помню, по какому поводу. Я зачем-то зашел в сарай, там на меня неожиданно напал здоровый татарин и стал душить. Завязалась драка. На шум прибежал комиссар Ковальчук и, изловчившись, застрелил татарина. После этого на тачанке мы поехали догонять батальон.

Считаю правомерным решение Сталина о выселении крымских татар за их многочисленные злодеяния из такого стратегического региона, каким был и остается Крымский полуостров…»

Приведенные слова Иванова открывают правду о войне, правду о том, как воевали и с кем наши отцы и деды. В его искренних монологах нет той бравурности, которой отличаются некоторые сочинения мемуаристов, а есть соль солдатского пота, есть правда окопной войны той страны, которой, к сожалению, сегодня уже нет с нами.

Поэтому права она или нет, – это наша страна, а ее защищают, а не предают – сыновья и дочери. А типы, предавшие страну, уйдут в небытие и останутся ведром невостребованного праха. Они будут прокляты потомками за то, что это дьявольское племя им оставило: клубки противоречий, непонятные границы, закваску гражданских сшибок и историческую ложь. Это они ради своих шкурных интересов убили Родину-мать в 1991 году. Ах, как бы она сегодня пригодилась для адекватного ответа распоясавшихся янки, стравливающих народы ради «демократии по-американски».

Эти взгляды были близки Леониду Георгиевичу Иванову.